В ноябре 1972 г. был издан "Ege Bamyasi" — четвёртый студийный альбом немецкой краут-рок-группы Can.
Участники записи:
Дамо Судзуки — вокал;
Хольгер Цукай — бас-гитара;
Михаэль Кароли — гитара;
Яки Либецайт — ударные;
Ирмин Шмидт — клавишные.
На обложке альбома «Ege Bamyasi» (1972) изображена настоящая консервная банка с зелёными стручками, увиденная музыкантами в каком-то турецком ресторане. На ней большими буквами написано слово «CAN». Так называлась стамбульская фирма-изготовитель этих овощных консервов.
Британская газета Melody Maker поняла: CAN - самая талантливая и последовательная из всех экспериментальных рок-групп Европы.
«У её папы большой аэроплан.
В руках её мамы - все деньги семьи.
Прекрасная роза стоит в углу.
Она живёт в тон или не в тон.
Эй ты! ты теряешь, ты теряешь,
ты теряешь, ты теряешь, свой витамин С»
Альбом с турецко-овощным названием «Ege Bamyasi» музыканты записывали в новой студии, которую сняли в помещении бывшего кинотеатра. Её стены были обиты изнутри матрасами бундесвера, поэтому можно было шуметь, сколько душе угодно.
Всё оборудование было на редкость примитивным. Самодельный восьмиканальный микшерный пульт, шесть микрофонов, два двухдорожечных магнитофона... и это, практически, всё. Эхо-эффект получался так - на лестничную клетку выносили колонку, а через пару пролётов ставили микрофон. Уровень записи контролировали по осциллографу.
Поскольку многодорожечной записи не использовалось, то что-то исправить или изменить было невозможно. Иными словами, песни не микшировались, то есть было невозможно после окончания записи сделать один инструмент громче, а другой - тише, или, скажем, добавить к барабану эхо. Как записалось, так и записалось. Хольгер Шукай стоял перед микшерным пультом и слушал, кто что играет, двигал ручки эквалайзеров, включал склеенные в кольцо плёнки или звуки из своего знаменитого диктофона, а также играл на бас-гитаре, висевшей на шее.
Кстати, его диктофон был старым американским прибором, предназначавшимся для армейских секретарш. Диктофон не только многократно проигрывал одно и то же место плёнки, но и позволял плавно изменять скорость воспроизведения. Для этого был предусмотрен специальный рычажок. Хольгер использовал этот диктофон как семплер каменного века. Звуки из коротковолнового радиоприёмника - скажем, обрывки речи - писались на армейский диктофон, а потом добавлялись в общий импровизационный котёл. Двигая рычажок, то есть изменяя высоту тона, Хольгер Шукай наловчился играть на магнитофончике.
Раз невозможно было микшировать, то группа многократно исполняла одни и те же композиции - каждый раз, разумеется, по-новому, а потом Хольгер резал плёнки на части и склеивал из них окончательный вариант песни.
Клавишник Ирмин Шмидт рассказал, как проходил день в студии в начале 70-х.
Сквозь открытую дверь доносится шум улицы, лают собаки, проезжают автомобили. Джеки Либецайт уже больше часа настраивает свою ударную установку: в состоянии предельной концентрации он тихо что-то выстукивает, как бы заклиная божество, живущее в его барабанах. Хольгер Шукай стоит перед микшерным пультом и производит то короткий визгливый вопли, то глухие толчки баса, похожие на далёкое землетрясение. Гитарист Михаэль Кароли уставился на лежащую перед ним гитару, которая гудит и одновременно передаёт программу восьмичасовых новостей (гитара работала как радиоприёмник). Дамо Сузуки лежит на мусорном пакете, наполненном пенопластовой крошкой, и, хихикая, елозит по нему, от чего мешок противно скрипит. А сам Ирмин Шмидт сидит перед электроорганом и одним пальцем ударяет по одной и той же клавише си. И всё это продолжается некоторое время, пока звуки с улицы, тихий стук барабана, визг пенопласта, удары землетрясенья и гул электрогитары не сплавляются в единый грув.
Ирмин Шмидт: «Через час пульсирует всё помещение и всё твоё тело, просто всё, что есть вокруг... ты слушаешь других, и смотришь на свои руки, ты счастлив, и ещё через два часа тебе приходит в голову дурацкая идея покинуть твой маленький рифф, эту ноту си, и ты играешь маленькую мелодию. Всё начинает шататься, ты возвращаешься к покинутой ноте си, но это не помогает - всё разваливается. Джеки ещё полчаса колотит по своим барабанам, Михаэль опять тупо уставился на свою гитару, Дамо зевает, а Хольгер отматывает плёнку назад и объявляет: «Я вырежу отсюда кусок и через тридцать лет это будет ваша пенсия». Мы послушаем плёнку, и хотя она нам всем нравится, мы начнём ворчать, придираться к мелочам и ругаться, и примемся вновь играть, потому что уверены, что можно сделать ещё лучше. И иногда нам это удаётся. Примерно так и появлялись наши вещи».
Надо сказать, что на выпущенных альбомах CAN такого рода затянутых гипнотически-минималистических пассажей очень мало, группа вовсе не звучит как импровизационная (и на британскую AMM она совсем не похожа), некоторым исключением является, пожалуй, номер «Soup» с альбома «Ege Bamyasi». Работа над альбомом уже была завершена, но оставалась дырка в десять минут. Никому не хотелось шевелиться, Дамо и Ирмин играли в шахматы, Хольгер призвал коллег к совести, и они с первого захода записали эту песню.
http://www.muzprosvet.ru/can_2.html
